С огромнейшим трудом, подняв тяжелую головушку свою, смотрю вверх. Перистые и прочие, неизвестные мне, облака пролетали в недоступной лазури неба. Изредка я мог видеть беспокойных птиц, ищущих какое-либо пристанище в смрадных джунглях мегаполиса. Божьим тварям не долго жить, но у них ведь сейчас есть чистый и вкусный воздух. Чем же владею я? Несколько гривен в кармане заляпанных грязью брюк, половина пачки Bond, паспорт гражданина Хохляндии - вот и все мое богатство. Из атеиста быстро и чисто превращаюсь в богобоязненного верующего. О, уж и стихами изъясняюсь. Так ведь и запеть можно, несмотря на противный дискант и мелкий кашель заядлого курильщика. Но не буду терять драгоценное время, начинаю молиться.
- Господи, иже еси...

Далее Вы помните, надеюсь. Короче говоря, прошу я Владыку помочь мне, грешному, из этого ада прижизненного живым выбраться. Обещаю, как положено, не грешить. Все семь смертных грехов обещаю не совершать, даже прелюбодеяние. "Не возжелаю жены ближнего своего", такие дела. А курево подходит к логическому завершению, ибо ТАМ невозможно без этой дурной привычки - каждые пять минут затягиваюсь новой сигаретой. Ужасы всяческие мерещатся по углам, и нет спасения от диких монстров, вышедших на мой след.

Как вдруг раздается глас трубный:
- Встань, сын мой! Пришел я на зов твой нижайший...

- Эй, парень, ты потерял...
Это мне? Я развернулся. Девушка держит кожаную перчатку и смотрит на меня. Проверил карманы: точно моя!
- Спасибо большое! Задумался.
Смотрит на меня, глаза смеются.

Падает снег. Знаете, пушистый такой, медленно и редко. Декабрь и солнце. День чудесный. Пушкин, извини за плагиат. Минус пять, максимум.

Она одета в розовую куртку. Волосы у неё чёрные и кудрявые. Просто кипа волос! Цвет кожи смуглый. Смотрит на меня и улыбается. На нос ей приземлилась снежинка. Она вся искрится, сверкает. Губы приоткрыты, яркие. Не пойму: это макияж такой или она такая и взаправду? Брови соболиные, в них тоже искрятся снежинки. Глаза... глаза огромадные... карие... тёплые...

Она поворачивается и уходит. Я смотрю ей вслед. Раз, два, три... Резкий выдох:
- Девушка, я провожу вас немного...
- Это вопрос или утверждение?
- Это констатация просьбы.
Она смотрит на меня, а я улыбаюсь как придурок.
- Нет.

Я уже не улыбаюсь. У меня взгляд обманутого ребёнка. Обиженного ребёнка. Ребёнка, сфотографированного за секунду до того, как он заплачет.
- Э-э, мистер, я пошутила. Немножко можно.

- Что-то дрянь какая-то, - сказал Упырь, отставляя стакан. - Тебе не кажется?
Оборотень взял стакан и принюхался. Потом отпил маленький глоток.
- Жидковата.
- И привкус, привкус?
- М-м?
- Совсем никакая, - вздохнул Упырь. - Вылей в раковину.

Ивашка дернулся и протестующее замычал.
- Ну, чего тебе? - обернулся к нему Упырь. - Обратно тебе ее залить, что ли?

Оборотень выбрался из мягкого кресла, вылил кровь в раковину в углу, открыл кран и ополоснул стакан. Потом подошел к Ивашке, развязал платок у него на затылке и вынул кляп изо рта.
- Ну, ты чего? - мягко, почти шепотом спросил он.
- Сволочи! - отреагировал Ивашка, брызгая слюной. - Мало того, что всю кровь вытянули... - Он снова дернулся, пытаясь высвободить связанные за спиной руки, но у него ничего не вышло - только едва не свалился с табуретки.
- Ну, уж и всю... Да и разве ж это кровь? - удивился Оборотень. - Пакость, а не кровь.
- Во-во, - поддержал его Упырь, вставая. - Пить невозможно. Вот помню, раньше была кровь у вашего брата - любо-дорого...
- Ну и валили бы отсюда, - огрызнулся Ивашка. - Валили бы к чертям из страны!
- А ты нас не гони, - неожиданно оскалился Оборотень. - Ты чего, самый главный тут, что ли? Развелось вас...

Часы показывать двадцать минут второго ночи...
- И где эта мразь? - Очень доброжелательно поинтересовалась я.
- Щас будет. - Неуверенно пообещал Ляля, и уставился на входную дверь.
- Почти полвторого уже. Ночи! - Я давила на Лялю фактами, - он уже, наверное, где-то мёртвый лежит, и пахнет ногами.
- Щас будет. - Тоскливо повторил Ляля в триста сорок шестой раз, и как бы невзначай прикрыл руками голову.
- Всё, Лида. Хрен нам, а не Дед Мороз. - Озвучила мою невысказанную мысль Ершова. - Скидывай парадный зипун, убирай в сейф кокошник, отстёгивай накладные волосы и иди спать в ванную. Программа передач на сегодня окончена.

И тут в дверь позвонили...

За пять часов до описанных событий.
- Ляля! Ты деда на какое время заказал? - Юлька кидала в кипящую кастрюлю термобигуди с расстояния в два метра.
- На полпервого. - Крикнул Ляля из прихожей, где уже больше получаса примеривал перед зеркалом три одинаковых зелёных галстука, и никак не мог выбрать подходящий.
- Так в полпервого это ж не дед будет, а говно синее! - Возмутилась Юлька и кинула бигудятиной в Лялю. - Тебе что сказали? На десять заказывай. На десять! После двенадцати деды в три раза дешевле, потому что это не деды уже, а фантомы с перегаром. Денег тебе дали на десятичасового деда, а ты, поди, рублей пятьсот оттуда пропил - вот и результат.
- Не пил я, девки! - Раненой птицей заголосил из прихожей Ляля, и мы обе тут же поняли: пил. Пил, гад. Как минимум, рублей на шестьсот-шестьсот двадцать.

Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
- Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?

Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет - костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.

- Д-даю уроки, - запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. - Н-на дому. Вас интересует литература?
- Интересует, - кивнул собеседник. - Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.

«Задаром!» - едва не вырвалось у Андрея Петровича.

- Оплата почасовая, - заставил себя выговорить он. - По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
- Я, собственно... - собеседник замялся.
- Первое занятие бесплатно, - поспешно добавил Андрей Петрович. - Если вам не понравится, то...
- Давайте завтра, - решительно сказал Максим. - В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
- Устроит, - обрадовался Андрей Петрович. - Записывайте адрес.
- Говорите, я запомню.

Сергею Остапенко приснился настолько плохой сон, что настроение с самого утра было мерзким и пакостливым. Желая отвести душу, он специально не покормил кота и закрыл за собой дверь под жалобное мяуканье.

В маршрутке было душно, от водителя пахло луком и сигаретами. Мальчик дошкольного возраста постоянно ныл, упрашивая мать отдать ему какую-то машинку. Та шипела в ответ, клятвенно обещая сразу по приезду домой выкинуть «на...» все машинки, если он сейчас же не заткнется. Водитель психовал и злорадно подрезал другие маршрутки, перехватывая пассажиров у них под носом. Сергей мысленно материл дошкольника, его маму с поджатыми губами и воняющего луком водителя, потому что чувствовал приближение некой разрядки.

На перекрестке водительская дверь неожиданно распахнулась и на глазах у всего салона водитель был вытянут парой рук и сильно избит монтировкой.

Судя по стонам из под машины, деньги за проезд возвращать уже было некому и пассажиры разбрелись по проезжей части. Сергей поймал такси и поехал на работу. Всю дорогу водитель орал на пешеходов и женщин за рулем, трусливо замолкая, когда перед ним выворачивали черные внедорожники и сильно затонированные иномарки.

В офисе истерил директор, в столовой буфетчица мстительно высыпала мелочь мимо тарелки для сдачи, вынуждая ногтями подцеплять мелочь. Сергей сидел за столом, ковыряясь в ледяном картофельном пюре, додавливая липкой вилкой комки и слушая сплетни коллег. Этот спит с той, эта явно спит со всеми, а директора (шепотом) кто-то из друзей знакомых какого-то системного администратора вроде бы даже видел в гей-клубе.

Вова горько вздохнул и шагнул в школу. Первым уроком была литература.
«А вдруг нормально?» - мелкнула было мысль. Сердце забилось и вдруг представилось как Элеонора Францевна, учитель по литературе и, безо всякого сомнения, классный руководитель, гладит его, Вову, по голове, утирает слезу и шепчет: «Изумительно! Шедевральное раскрытие темы в сочинении о Пушкине. Никогда не читала такого! Чистый Байрон!»

Элеонора влетела в класс, рявкнула «Садитесь!» и начала перебирать тетрадки.
- Ну что ж, дорогие выпускники. На прошлом уроке мы писали сочинение о Пушкине. И на первом месте нашего хит-парада, несомненно, Вова Дулин! Встаньте, Владимир. Вот я открываю ваше сочинение...
- Хахахххааа, - вдруг зашлась Элеонора. - Прости, Вова, вспомнила кой-чего... Хаа.

- Ну что ж. Начнем разбор сочинения. Вова, во первых строках своего сочинения поведал миру, что гений русской поэзии родился раньше срока. Владимир, откуда эти подробности? Отчего у вас гений недоношенный?
- Вы же сами говорили... - промямлил Вова.
- Я говорила, что он надолго опередил свое время, а не что он родился семимесячным! Теперь зачитываю дальше: «Маленький арабский мальчик очень горевал в детстве и с горя спаивал свою няню». Вова, арап и араб - две разные вещи. С няней он не пил. Нельзя так буквально понимать художественное изложение.
- А я че? Он пишет: «Выпьем с горя, старушка!» - я вам че - телепат, чтоб понимать что он там излажает?

Недавно в моей школе был такой случай. Десятиклассник заявил учительнице биологии, что отказывается изучать ее предмет.
- Почему? - удивилась учительница.
- По религиозным соображениям, - ответил десятиклассник. - Ваша биология основана на теории Дарвина, а это неправильно, потому что в Библии написано по-другому.

К счастью, на десятиклассника достаточно легко подействовал тот аргумент, что теорию эволюции можно рассматривать именно как теорию, а не как непререкаемую истину. В самом деле, ведь и в физике изучается механика Hьютона, выводы которой неверны в области более поздней релятивистской механики.

Hо едва мы перевели дух после этого проявления религиозных убеждений - возникла новая проблема. Ученица другого десятого класса отказалась читать Пушкина, поскольку в его произведениях "слава богу" пишется строчными буквами, что оскорбляет ее религиозные чувства. Сразу стало понятно, что Пушкиным дело не ограничится: абсолютно все писатели, включенные в школьную программу, хоть раз да написали где-то слово "бог" с маленькой буквы. Пришлось примерить на себя роль проповедника и вразумить девушку тем, что господь вряд ли желает, чтобы верующие отворачивались от всех неприятных им проявлений этого грешного мира; что истинно верующему человеку, желающему спасения ближних своих, следует служить им примером правильной жизни, а проявленное ученицей поведение со стороны смотрится весьма нелицеприятно и никак не способствует приближению окружающих к духовным ценностям, скорее наоборот...

Увлекшись проповедью, мы чуть не проморгали еще одну напасть. Некий восьмиклассник вообще отказался ходить в школу. Оказалось, он подсчитал, что в его классе в текущем учебном году ровно 666 учебных часов. Слава всем богам, очень скоро выяснилось, что молодой человек просто не сладил с математикой и ошибся в расчетах.

Четким шагом пионеры прошагали уже больше пяти километров. Дом был совсем рядом. Они повернули и оказались на знакомой широкой дороге. Метрах в десяти приближалась Обезьяна.

- Привет, мужики, сколько лет... Где пропадали?
- В лагере. Только вчера откинулись.
- Опять за металлолом? В который раз?
- В седьмой. Этот идиот, - кивнул Первый пионер, - обдолбился какой-то «химкой» и начал мне втирать, что мол «XXI век, электрички уже давно ездят на протонных ускорителях и так далее». И прикинь, я повелся. Срезали шестнадцать километров проводов. Через неделю повязали. Да ладно о нас, что тут? Как дела на районе? Как пацаны, Гена, Чебурашка...
- Чебурашка! Я года два не слышала, чтоб его так называли. Он теперь просто Большой Че, ну, или Че для друзей.
- Подожди, ты имеешь в виду маленького ушастого пацанчика, что жил в телефонной будке?
- Жил. Было. Понимаешь, главное вовремя сказать нужную фразу: «Гена, давай, я возьму чемоданы, а ты возьмешь меня». Не знаю, что он имел в виду под чемоданами, но Гене так все понравилось, что у Че скоро появился двухэтажный бордельчик с апартаментами.
- Постой, а мне мама писала про «Дом Друзей».
- Во-во, и «друзей» и «подруг», да там весь первый этаж сделан витриной с кабинками. Подходи, выбирай, можешь даже мамонта взять на часок. Они даже в Амстердам ездили «на посмотреть».
- Слушай, а откуда у Гены лаве, он же в зоопарке пахал?
- А ты не помнишь, кем он там пахал. Пришел, снял сюртучок и все остальное и прикалывается. А потом, как-то клУбились, Гена принял нормально и, прикинь, решил, что он на работе, ну и раздеваться...
- Так он стриптизер?

Когда мы победим, одеяла будут вдеваться в пододеяльники сами. Достаточно будет посмотреть на них со значением - они сразу прыг, и уже внутри. Квартиры, когда мы победим, тоже будут убираться совсем без нас. Скажешь ей - убирайся! - и все, она уже убралась. Вместо нее пришла другая, чистая, как четверг.

Пыль в домах, когда мы победим, будет лететь не вниз, а вверх. Вылетать из домов через окна и улетать сразу в космос, красиво поблескивая по пути. Продукты перестанут портиться, вообще. Курица, забытая в выключенном холодильнике и обнаруженная через полгода, бодро соскочит с полки и тут же снесет яйцо.

Машины будут ездить на честном слове. Автомеханик сказал: «честное слово, доедет!» - и доедет, честное слово. Парковаться можно будет везде. Остановился - вот и запарковался. Шоссе, когда мы победим, будут четырехмерными: по ним можно будет уехать вдаль, вверх, вниз и в вышел на пять минут раньше.

Болезней, когда мы победим, уже не будет. Ортопеды переквалифицируются в фигуристов, стоматологи - в артистов эстрады, хирурги займутся бисерным ткачеством. Медсестер можно будет оставить. Пусть ходят по улицам и улыбаются людям, в профилактических целях.

- На следующей выходите? - Спросила старушка с грустным лицом у девушки в черной болоньевой куртке.
Девушка, насупившись, промолчала, лишь отодвинулась в сторону, позволив грустной старушке пройти к выходу. Вагон с грохотом передвигался по тоннелю в сторону кольцевой. Москва. Утро.

Кругом сидели и стояли люди. Грузные женщины в черных норковых шубах, задумчивые мужчины в черных пуховиках, несколько старушек в темных пальто. В центре вагона сбились в стайку три студентки. Одна теребила пуговицу на черной адидасовской куртке, вторая куталась в черный шарф, а третья что-то искала в кармане темно-серого, почти черного пальто.

Все они ехали по своим делам. Кто-то на работу, кто-то на учебу, а кто-то домой. Это были разные люди, разного пола, разного возраста и разной судьбы. И только невыносимая печаль на лицах объединяла их, связав навсегда тяжелым гнетом грусти и тоски.

Станция Петровско-Разумовская, следующая станция Темирязевская - зевнув, произнесла виртуальная дикторша.

Двери распахнулись, и в вагон зашел высокий человек в ярко-красной куртке и в желтой лыжной шапочке на голове. Люди в вагоне удивленно уставившись на необычного пассажира, невольно попятились, прижавшись к стенкам вагона.
Человек посмотрел по сторонам и улыбнулся:
- С добрым утром!
В вагоне повисла зловещая тишина. Двери захлопнулись, и вагон покатился дальше.

- Плохо, когда мужика в доме нет...
По скорбной Юлькиной интонации я понял, что ей сегодня как никогда хочется серьёзных отношений...
Мне же хотелось жрать!
Именно жрать, а не есть или кушать...

Позавтракать, как, впрочем, и пообедать, на авральной работе, увы, не удалось, а джентльменский набор, с которым я заявился в гости, хоть и состоял из высококачественных цветов, высококалорийного коньяка и высокополезных мандаринов, на достойную моего внимания еду тянул не очень... К тому же в этом декабре стоят такие жуткие морозы... Организм цинично бастовал, выдвигая категоричные требования об экстренном предоставлении в его распоряжение холестериносодержащих жиров в блюдах разнообразного достоинства.

- Плохо... - сочувственно покивал я, машинально и охотно соглашаясь с голодухи на всё, что слышу.
- Кран вторую неделю капает... - так, между прочим.
- Инструменты есть? - я с надеждой покосился на плиту, где что-то аппетитно шкворчало и пахло под закрытыми крышками. Хоть время убить до ужина...

Ящик с инструментами был внушителен, ржав и неподъёмен.
Видимо, прошлый муж серьёзно увлекался накоплением и хранением этих сугубо мужских атрибутов. А может быть, даже пускал их в дело время от времени...

Я шёл, в темноте не различая дороги, но, четко осознавая, куда я иду. Точнее будет даже сказать, что шел не сам я, а вёл меня кто-то, кто шел рядом со мною. Я его даже не видел, даже не мог понять кто он, но я его чувствовал, и он меня направлял на правильный путь. Мы шли и молчали. Пока мы шли, мне хотелось задать вопрос «Кто ты?», но я просто боялся это сделать, но больше всего я боялся услышать ответ на свой вопрос. Поэтому мы шли молча.

- Ты наверно хочешь узнать, куда мы идем? - спросил он, и тут я понял, что это вовсе не он, а она. От неожиданности я вздрогнул, повернул голову в сторону, откуда прозвучал голос, но там была, пустота и лишь сквозь темноту было видно, как ветер обдувает кроны редких деревьев.
- Да, вообще-то, хотелось узнать - ответил я с напускной бравадой. - И только сейчас понял, что голос звучал вовсе не со стороны, он звучал как будто внутри меня, от понимания этого факта мне, почему-то стало еще страшнее.
- А ты хочешь знать, куда отправляются души после смерти? - спросил голос.

Я остановился, и мне снова захотелось обернуться. Но зачем оборачиваться, если увижу только поле, поросшее высокой травой и редкими деревьями. Наверно от моего ответа сейчас зависело, пойдем ли мы дальше или повернем в другую сторону. Как любому человеку, не знавшему что происходит с нами после смерти, мне стало интересно. Любопытство пересилило страх, и я сказал: «Да».
- Тогда идем, я тебе покажу - сказал голос.

Ноги сами понесли меня в нужном направлении, я их не контролировал. Как будто кто-то толкал меня, и я шел по полю заросшему высокой травой. При этом идти было не трудно, как это бывает когда идешь сквозь высокую траву, и она обматывает ноги и пытается замедлить движение. Вовсе нет, идти было легко, даже складывалось впечатление, что это была не ходьба, а парение над землей.

В гареме блистательного султана Сулеймана все полторы тысячи жен были равны между собой - так повелось с давних пор. Но однажды султану пришла в голову прихоть - выбрать себе Самую Любимую Жену. Кто возразит султану?

В назначенный день верные евнухи привели к нему трех кандидаток. Мы не будем утомлять слушателя долгим описанием их шелковых кудрей, яхонтовых глаз, бархатных ланит, белых шей, упругих персей, тонких талий и крутых бедер. Пусть слушатель поверит нам, что у ангела Израфила не хватило бы струн на лютне, дабы воспеть их прелести.

Блистательный султан Сулейман поглядел на них, перебирая в руках длинную золотую цепочку, и сказал:
- Вы так прекрасны! Мне предстоит нелегкий выбор. Ответьте же мне, о красавицы, всего на один вопрос: есть ли на солнце люди?

- Конечно, есть! - воскликнула первая из них. - Ибо что такое солнечный свет? Это сияют глаза людей, живущих на солнце! Они сияют восторгом от созерцания великих деяний нашего султана!
Султану понравился ее ответ.

- Конечно, нет! - возразила вторая. - Ибо там, где есть люди, они непременно устраивают себе государство. А если на свете есть какое-то государство, то наш султан его тут же завоевывает! Но раз наш султан не завоевал солнце, значит, там никого нет.
Султан подивился ее мудрости.

Молодой человек, лет пятнадцати вошел в автобус. Мальчик был безумно счастлив, что в нем никого не оказалось, автобус пуст, садись куда хочешь! Он присел у окна поудобней, ведь ему ехать до конечной. Автобус «Экспресс» начал свой путь и через 20 минут был забит людьми полностью.

Молодой человек сидел, слушал музыку и смотрел в окно, как вдруг пожилая женщина похлопала ему по плечу и: "Как вам не стыдно, я в ваши годы уступала место старшим, а вы"... К ней присоединилась вторая: "Вот молодежь, сидит тут здоровый, молодой паренек, а больная пожилая женщина стоять должна". Буквально через 2-3 минуты на парня накинулся весь автобус.

Молодой человек не выдержал такого давления и сказал: "Хорошо, я встану, но сядет на это место только тот, кому не будет стыдно за свои слова". Конечно, его высказывание ввело всех в шок, но ругаться они не прекратили. Паренек начал судорожно доставать что-то из-под сидения... И вот показался костыль, а потом и другой, парень встал с места, опираясь на них.

Все замерли от изумления. Никто ведь и подумать не мог, никто не хотел думать, что такое возможно... а пожилая женщина, так нервно наступающая ему на ноги всю дорогу, теперь поняла, почему он не обращал на это никакого внимания.